Как только со страной происходит какое-то бедствие, как то, эпидемия, голод, неуспешная война, - весь народ знает, что это происходит по вине правителя. И всю полноту ответственности несёт человек, который не обладает всей полнотой власти. Вот таков парадокс месопотамской истории.

Жрецы были действующими лицами государственных ритуалов, и все те же операции, которые они проделывали над статуями – они проделывали над царём: окропляли освящённой водой, умащивали душистым маслом, одевали в роскошные одежды и так далее.

Города-государства поглощаются централизованными государствами, а те выходят за рамки одного региона и постепенно начинают приближаться к империям. Кругозор людей расширяется. Люди совершенно разных племён, этносов, начинают сосуществовать друг с другом, изучать культы друг друга, и понимают, что ни один из местных богов не является абсолютным властителем. Должно быть какое-то более верховное существо, более могущественное, которое их объединяет.

Все народы, которые стали использовать клинопись, у которых проявились школы на Ближнем Востоке – все они ученики шумеров и вавилонян, все люди одного культурного круга. Человек из Месопотамии, Сирии или Кавказа или с Иранского нагорья – ученик шумеров и человек клинописной культуры.

Десятый век. Византия, от которой тогда уже откушены огромные куски земель. Которой заявляют независимость земли, много веков бывшие под ней и присылавшие ей деньги и войска — то самое золото, которым покрыт весь Константинополь. Она всё ещё — простите за резкость, — бычится.