* – начало
Игорь Михайлович Дьяконов, крупнейший лингвист двадцатого века и историк Древнего Востока, считал, что культура Древнего Востока проходит два основных этапа. Он выделил и описал их в своих работах 1980-1990-х годов. Первый этап называется ранняя древность, второй – имперская древность.
Первый этап, ранняя древность, с его точки зрения, – это общества, которые образовались к концу четвёртого тысячелетия до нашей эры и просуществовали в этом виде до середины второго тысячелетия до н.э.
Ранняя древность характеризуется следующими чертами: использование меди и бронзы, переход от общины к городу-государству, а после – к централизованному территориальному государству. Это время, когда была изобретена письменность, возникают первые школы, библиотеки и архивы. А в области религии это то, что мы называем классическим политеизмом – вера в существование пантеона богов.
И второй этап, который наступил с середины второго тысячелетия до н.э.: постепенный переход от централизованного государства к государству имперского типа. Если говорить о технологиях, это – переход от бронзы к железу. А если говорить о религии – это постепенный переход от классического политеизма к так называемому квазимонотеизму, то есть к вере в бога, который провозглашён царём богов; а после – к монотеизму, где один из богов объявляется сущим, а остальные – несуществующими. И всё это возникает в период имперской древности, которая, в свою очередь, дробится на два подпериода, один из которых – это распространение железного оружия и становления представлений о судьбе каждого отдельного человека. Второй подпериод – это то, что у Карла Ясперса называется «осевым временем». Это время с VIII по II век до нашей эры, когда, собственно, и оформляется монотеизм как новый тип религиозного сознания.
С чего же начинается религиозное сознание древнего Ближнего Востока в дорелигиозный период?
Первые свидетельства такого сознания дошли до нас от конца мезолита. Это святилища, которые существовали с конца девятого тысячелетия по конец четвертого тысячелетия до н.э. и которые показывают нам различный тип верований в догосударственное время.
Первый пример такого святилища – Гёбекли-тепе на границе Турции и Сирии, конец девятого-восьмого тысячелетия до нашей эры. Это святилище, которое было раскопано в начале девяностых годов Берлинской экспедицией под руководством Клауса Шмидта. Они обнаружили отдельно от поселения галерею, состоящую из Т-образных стел. На этих стелах были изображены снизу различные животные, в основном львы; поэтому археологи назвали их «львиные стелы Гёбекли-тепе». Само по себе изображение животных, отсутствие каких бы то ни было даров из области земледелия – плодов, семян и так далее, – кости животных у жертвенников, – всё это показывало, что общество Гёбекли-тепе было доземледельческим, обществом охотников и собирателей, и их религией, скорее всего, была зоолатрия – вера в магическую силу животных.
Именно поэтому на стелах было изображены звери; причём шли они в произвольном порядке, но львы встречались чаще всего. Больше мы об этом сказать ничего не можем – это было задолго до земледелия, до письменности.
Следующий пример памятника, который свидетельствует о религиозном сознании людей Ближнего Востока уже в начале неолита – это несколько святилищ седьмого тысячелетия до нашей эры, из которых я назову святилища, расположенные на территории современной Турции: Невалы-Чори и Чейеню-Тепеси.
Невалы-Чори – удивительный памятник: такие же точно Т-образные стеллы, но их навершие представляет собой две человеческих головы, повёрнутых в разные стороны. При этом у двух человеческих голов единое туловище и скрещённые руки. Это первый памятник, связанный с антропоморфизмом в религии, и это очень важно.
Начинается поклонение чему-то человекообразному. Но почему-то у этого человекообразного две головы и одно туловище. Причем замечательно, что руки, скрещённые на груди, – это та поза молящегося, поза адоранта, которая впоследствии повторится на шумерских статуях.
В следующем памятнике – Чейеню-Тепеси, – впервые встречается культ предков. Это так называемый “дом черепов” – одноэтажное прямоугольное здание с алтарём в центре. На этом алтаре стоят черепа, которые хранят следы раскраски, а внизу под этим подиумом располагается, собственно, жертвенник, и в нём обнаружены кости животных. Это несомненное поклонение умершим предкам.
SAMSUNG CSC
Точно такие же раскрашенные черепа мы видим в то же самое время в Иерихоне. Там черепа с глиняной обмазкой: из глины вылеплены черты лица и раскрашены охрой. По иерихонским памятникам мы понимаем, что это древнейший вид портретов, исторической памяти о предках, которых таким образом хотели увековечить. И в Чайоню Тепеси мы видим целый храм, в котором поклоняются таким черепам.
Итак. У нас есть свидетельства зоолатрии, антропоморфных культов и культа предков.
В конце седьмого тысячелетия самым интересным памятником Малой Азии для нас будет Чатал-Хююк. Там под полами домов найдены безголовые скелеты. И происхождение этих безголовых скелетов нам абсолютно неясно, потому что, естественно, нет никаких письменных памятников. Но в огромном количестве случаев под основанием жилищ будет именно какой-то безголовый скелет.
Существует масса объяснений. Одни считают, что эти безголовые скелеты были получены после убийства военнопленных, другие считают, что это были какие-то добровольные жертвы, которые приносились таким образом – в общем и целом, никто ничего не знает точно. Но нужно иметь в виду, что это первые известные нам свидетельства человеческих жертвоприношений на древнем Ближнем Востоке в рамках религиозного сознания.
Чатал-Хююк, реконструкция 
Чатал-Хююк, храм с бычьими черепами 
Реконструкция храма с бычьими черепами 
Чатал-Хююк, раскоп
В центре Чатал-Хююка расположен алтарь, к которому была прикреплена голова бизона или дикого быка, и этому быку поклонялись. Поклонялись его силе.
И третий интересный момент, связанный с религией Чатал-Хююка – многочисленные статуэтки так называемых богинь-матерей, обнаруженные в жилищах. Очень полные женщины на последнем сроке беременности сидят на креслах с подлокотниками в виде голов леопарда. Вероятно, это богини плодородия, связанные с культом земли, которой в то время поклонялись.
Человечество в это время начало выращивать и окультуривать дикие злаки – и поэтому в седьмом тысячелетии до нашей эры возникает полноценный культ Матери-Земли, которая ассоциируется с женщиной, потому что она рождает хлеб.
И это поселение – Чатал-Хююк, – также интересно для нас тем, что в это время из жилищ выносятся очаги и люди начинают готовить на открытом воздухе. Это означает, что людям не угрожает опасность. Поселение обнесено крепкой хорошо укреплённой стеной, есть войско в этом поселении – поэтому врагов бояться не нужно, а за жилищами нужно смотреть и тщательно прибираться. Люди начинают заботиться о гигиене – и это, конечно, свидетельство наступающей цивилизации.
Что происходит дальше?
6200 год – великое похолодание. Во многих местах Ближнего Востока прежняя земледельческая жизнь становится невозможной, и люди переходят из Малой Азии в районы Северной Месопотамии, где основываются земледельческие поселения нового типа.
Что в них нового?
В конце существования Чатал-Хююка уже появляется керамика. И можно сказать, что люди уходят из Чатал-Хююка уже в новую эпоху керамического неолита.
Керамический неолит отличается большим количеством обожжённой посуды. Он позволяет торговать излишками этой продукции по всему региону, создавать торговые фактории. И постепенно развитие керамического производства наряду с земледелием приводит к тому, что люди становятся очень активными торговцами. Следовательно, исчезают постоянные святилища: люди перемещаются по огромной территории и возят с собой маленькие статуэтки божеств, которые должны их охранять. Каких-то крупных святилищ в это время на Ближнем Востоке нет.
Такая ситуация постепенно приводит к тому, что английский археолог Чайлд назвал неолитической революцией. Это революция технологий. Появляется несколько изобретений, которые неизбежно приводят впоследствии к образованию городов-государств и новому типу организации общества.
Во-первых, это колесо. Колесо изобрели на древнем Ближнем Востоке. Колесо позволяет людям существенно ускорять перемещение – то есть, работать со временем. Появляются повозки, колесницы; можно доставлять товары быстрее, можно активнее торговать, активнее обмениваться материальными объектами. И колесо, конечно, было очень прогрессивным изобретением.
Далее – это соха с лемехом, который позволяет равномерно вносить семена в землю при пахоте и так же равномерно собирать потом урожай. При мотыжной вспашке этого не получалось, зёрна вносились в землю на разную глубину, поэтому где-то росло, где-то – не очень. Соха с лемехом позволила увеличить производительность труда и количество урожая – а это означало, что можно иметь больше детей в семье и больше скота.
Третье изобретение – это гончарный круг. Он позволил поставить керамическую продукцию на поток, резко увеличить её производство и прибыль.
И всё это вместе привело к тому, что человек уже не мог хранить информацию по сделкам в своей голове. Нужна была запись всех этих торговых операций. И в конце шестого – начале пятого тысячелетия на Ближнем Востоке появляется первый вид письма – предметное письмо.
Предметное письмо это счётные фишки, так называемые «буллы», которые закладываются в глиняный конверт. Впоследствии на основании предметного письма возникает письмо плоскостное, и, по-видимому, появляется оно так: вначале на глиняном конверте изображают, оттискивают, те фишки, которые положены внутрь. А потом догадываются, что внутрь не нужно ничего класть, раз все предметы оттиснуты на конверте.
Так из предметного объёмного письма мы получаем письмо плоскостное, рисуночное, и это происходит постепенно в течение двух тысячелетий – с шестого по четвёртое.
Что же в это время происходило с религией?
Ничего.
Вначале, как я уже говорил, люди перемещались из одного района в другой, непрерывно торгуя, устраивая временные поселения. А потом, в пятом тысячелетии до нашей эры, люди поняли, что на юге Месопотамии почва гораздо привлекательнее, чем на севере, потому что нанесена плодородным илом – и там можно получать два урожая злаковых в год. В результате этого открытия в пятом тысячелетии до нашей эры в Южной Месопотамии возникает ряд земледельческих поселений и появляются первые, ещё маленькие, каналы. Люди понимают, что ирригационное земледелие даст им гораздо большую прибыль, чем торговля керамикой или выращивание хлеба на каменистых почвах.
И вот с этого времени начинается новая оседлость, которая, казалось бы, была потеряна в конце седьмого тысячелетия. Оседлость в новом регионе – в Южной Месопотамии. Именно тогда, в четвёртом тысячелетии до нашей эры, происходят очень необычные процессы, которые в корне меняют характер религий.
Люди начинают жить оседло, и сперва на юге Месопотамии появляются крупные поселения, а потом они обносятся высокими стенами и становятся городами.
Что такое город?
Это место, где хранится, обменивается и перераспределяется продукт. То есть, прежде всего это касается зерна. Всё лучшее, что может быть у человека, отныне накапливается в городе. Люди стараются поменьше покидать свои жилища, ну и, разумеется, у самых успешных начинают меняться и сами жилища. Люди достаточно зажиточные селятся в домах из сырцового кирпича, которые выстроены в два этажа и покрыты плоской крышей.
Почему это так важно для нас – знать о существовании на Ближнем Востоке плоской крыши?
Люди, которые днём тяжело работают, по наступлении вечера не могут пойти к себе домой и там нормально отдохнуть, потому что в глинобитных домах очень душно, практически нет света – нужно его всё время поддерживать искусственно, – и единственная жизнь, которая может там быть ближе к закату – происходит на крышах. И люди поднимаются на эти плоские крыши, ложатся там на тростниковые циновки, пьют пиво, что-то едят и – самое главное, – созерцают звёздное небо.
На Ближнем Востоке очень хорошо видны звезды. И люди просто лежат на циновках и смотрят на созвездия, пытаются найти невооружённым глазом какие-то далёкие звёзды. Во время этого досуга они с нашей точки зрения изучают астрономию, а с их точки зрения – занимаются совсем другим делом.
Они понимают, что наша земная жизнь зависит от неба.
Они замечают: когда время пахать – восходит одно созвездие, когда время сеять – восходит другое, когда время убирать урожай – третье. И они начинают связывать основные фазы сельскохозяйственной работы с восходом и заходом небесных тел.
Таким образом к концу четвёртого тысячелетия и началу третьего тысячелетия формируется новый тип религиозного сознания – астролатрия, вера в могущество небесных тел.
В это же время происходят и сильные изменения в облике храмов. Если самые ранние известные нам святилища Ближнего Востока одноэтажные и прямоугольные, то в начале третьего тысячелетия появляются вертикально ориентированные святилища – на трёх или на семи платформах. Появляются храмы-башни, которые на ассиро-вавилонском языке называются зиккураты (“высоты”, высокие башни).
И это не случайно. Дело в том, что на самой последней платформе располагается точно такая же смотровая площадка, как на втором этаже обычного дома. Она абсолютно плоская. Туда можно зайти по пандусу или по лестнице и оттуда наблюдать звёздное дело. Что и делают жрецы этого храма.
И с начала третьего тысячелетия мы находимся в абсолютно новой религиозной ситуации. Если раньше ни на одном изображении мы не могли найти звезду, или солярную розетку, или Луну, – то с конца четвёртого – начала третьего тысячелетия таких изображений очень много. Они появляются на цилиндрических печатях Древней Месопотамии.
Мы понимаем, что теперь для древнего человека мир делится на два регистра. Есть такие двухрегистровые печати, которые это показывают. В верхнем регистре расположена луна и звёзды, а в нижнем – копытные животные. Так мир делится на небо и землю. И тогда же возникает представление о том, что мироздание – это и есть небо-земля, которые некогда были слиты друг с другом, а потом отсоединились и стали вести раздельную жизнь.
Эта астролатрия – свидетельство развитого земледельческого сознания, когда люди пытаются понять взаимозависимость процессов, происходящих на земле и на небе.
Тогда же, в конце четвёртого–начале третьего тысячелетия, появляются города-государства. И сначала в Древней Месопотамии таких городов около двадцати. В каждом есть дом бога.
«Храм» и «дом» – это наши слова. А, скажем, в Древней Месопотамии “дом” – это слово, которое применяется и к храму, и к жилищу человека.
В каждом таком городе есть дом бога; и дом бога – центр этого города. Всё остальное существует постольку, поскольку есть дом бога. У бога, как у всякого зажиточного человека, имеется семья. У него жена, много детей, слуги – младшие боги, – и в честь всех этих родственников в городе тоже есть какие-то мелкие святилища, места поклонения, чтобы никто из них не был забыт. Храм воспринимается именно как жилище некоего зажиточного существа, у которого большая семья, и которое хочет того же, чего хотят все богатые люди в Месопотамии (и шире – на Ближнем Востоке).
В храме стоит статуя божества, статуи его родственников, его жены. Все эти статуи должны быть одеты и обуты в специально для этого пошитую одежду, все эти божества должны быть накормлены – в их честь устраиваются регулярные жертвоприношения. Эти статуи, разумеется, нуждаются в увеселении – их нужно развлекать, например, пением или игрой на арфе или флейте; также они любят, когда бьют в тамбурины и когда им преподносят золотые и серебряные, лазуритовые и сердоликовые украшения, – и таким образом появляются храмовые хозяйства, которые обслуживают бога и его семью. Фактически каждое такое хозяйство занято обслуживанием жречества и городской знати. Все эти люди разделяют жертвы с богами.
Надо сказать, что на Ближнем Востоке жречество не имело даже общего термина. Жрецы назывались по исполняемым ими функциям. Были жрецы-экзорцисты, которые изгоняли злых демонов и лечили больных. Были жрецы-облачители, которые одевали богов. Были жрецы-окропители, которые окропляли статуи, царя и жрецов святой водой. Были жрецы-умастители и жрецы-цирюльники – бритьё волос на голове и на теле также происходило в храме, стрижка и бритьё считались процедурами ритуального очищения. Жрецов было очень много; жриц – не меньше.
Были женщины, которые посвящали себя храму и исполняли различные должности; среди них было немало безбрачных жриц, которым запрещалось иметь детей – или разрешалось зачинать детей только от богов во время обряда священного брака. И, кроме того, в храме также жили люди, которым просто некуда было податься, которые находили в храме убежище и питались, выполняя самую низкую, самую чёрную работу.
Теперь мы посмотрим, что же такое представляла собой именно религия на Древнем Ближнем Востоке.
В своём развитии религии Древнего Ближнего Востока прошли несколько стадий, первая из которых – эпоха богов плодородия. Она длилась, вероятно, очень долго, с седьмого тысячелетия до нашей эры по середину третьего тысячелетия до нашей эры. Эпоха богов плодородия связана с поклонением земле, с культом земли и с культом воспроизводства и размножения. Во всех без исключения религиях Древнего Востока были почитаемые боги плодородия, которые называются иначе «умирающими и воскресающими богами».
В Месопотамии это было божество Думузи (по-аккадски его звали Таммуз). В Финикии его звали Баал. В Малой Азии такого бога звали Телепину. У всех этих богов была одинаковая функция: они отвечали за плодородие, весной вступали в священный брак с богиней и давали возможность земле рождать плоды, скоту – размножаться, затем в середине лета эти божества внезапно исчезали с лица земли.
Исчезали они по разным причинам – существует огромное количество вариантов; но главное – что их сила передавалась земле, полям. И эти боги воскресали уже под землёй, подготавливая новый цикл воспроизводства урожая, прежде всего – ячменя.
Оплакивание, а потом празднование воскресения этих божеств – основное содержание культов богов плодородия. Однако начинается всё с обряда священного брака – весеннего ритуала, который заключается в том, что на территории храма в специальном строении, которое у шумеров называлось словом «гипар», происходит соитие верховного жреца храма, в роли которого часто представал царь, и верховной жрицы храма, которая носила специальный титул – «энтум», – и которая могла иметь ребёнка только в результате обряда священного брака. Это соитие было абсолютно реальным, оно происходило на глазах множества свидетелей из числа жрецов и служителей храма; и по истечении положенного срока рождался ребёнок, который имел особый статус: он считался ребёнком богов. И в дальнейшим у него было преимущество перед всеми остальными людьми – например, он мог занять царский трон как человек божественной природы.
Это происходило не всегда; но мы знаем несколько таких случаев, когда трон занимали именно отпрыски священного брака, не знавшие своих земных родителей.
Обряд священного брака довольно долго был реальным – в нём должен был участвовать царь или верховный жрец для подтверждения своей потенции: если правитель обладает потенцией – то ею обладает и земля, и народ, и скот; а если нет – то нет. Но уже со второго тысячелетия до нашей эры обряд становится символическим: мы узнаём из некоторых текстов, что в нём участвуют статуи богов, жрецы следят за этим обрядом и докладывают о нём царю.
Так вот, первая фаза в развитии религий древнего Ближнего Востока – культ богов плодородия, умирающих и воскресающих. И это очень важная фундаментальная идея, которая попадёт потом в христианство: павшее в землю зерно прорастёт и даст много плодов. Идея очень древняя, идущая ещё от культа Думузи.
Здесь важно то, что весь календарный год делится на два полугодия: время, когда умирающий и воскресающий бог находится под землёй – и когда он пребывает на земле. И таким образом шесть и шесть месяцев разделяются и получается единый календарный год. Культ умирающего и воскресающего бога был связан с циклом воспроизводства ячменя, вообще злаковых растений, и он лежал в основе представлений о календарном времени.
Дальше в середине третьего тысячелетия наступает вторая эпоха в развитии религии Древнего Ближнего Востока – это время, когда основным почитаемым божеством становится новогодний герой. Таких новогодних героев месопотамская традиция знает в каждую эпоху по одному. В шумерское время таким героем был Нинурта, а в вавилонское им стал Мардук.
Суть в том, что новогодний герой отвечает на вызов, который посылает ему некий соперник.
И в эпосе Нинурты мы видим, что соперник этого бога – чудовище по имени Асаг, которое собирает в горах армию камней и ведёт это войско в город Ниппур. Нинурта понимает, что скоро эта армия войдёт в город, и отправляется со своим войском в горы, чтобы победить врага на дальних подступах. Кроме того, в шумерском эпосе сказано, что Асаг запирает в горах воды, превращает их в лёд, и они не могут весной разливаться. Воды нет – весна может не прийти, и нужно срочно спасать весеннюю воду, иначе год попросту не начнётся. Поэтому главное, что делает Нинурта – победив Асага, освобождает воды, которые устремляются на юг Месопотамии. Начинается разлив Тигра и Ефрата, наступает весна и возобновляется мировой порядок. Поэтому Нинурта – новогодний герой. Новый год в древней Месопотамии, как и по всему Ближнему Востоку, когда-то справлялся весной, потому что это было началом плодородия земли, началом ирригации.
Во втором тысячелетии таким же точно новогодним героем был Мардук. Но у Мардука был уже совершенно другой соперник. Его противником была богиня моря и солёных вод Тиамат. И она грозила пожрать всех молодых богов; нужно было с ней бороться. У Мардука были волшебные помощники – четыре ветра; он запустил этих помощников в пасть Тиамат, та не смогла сомкнуть челюсти. И герой разрубил противницу напополам. И из частей Тиамат он создал небо и землю.
Здесь мы видим интересный сюжет, который потом в изменённом варианте оказывается в Библии: сюжет о сотворении человека. В вавилонском эпосе о победе Мардука над Тиамат, который называется по первым двум словам «Энума элиш» – «когда вверху», – говорится о том, что после победы над Тиамат Мардук создаёт небо, землю и человека. Причём человека он создаёт из глины и из крови бога-предателя, который был главнокомандующим в войске Тиамат. Это был молодой бог-перебежчик, которого звали Кингу. И когда его после войны привели к Мардуку, тот приказал предателя убить и кровь смешать с глиной, после чего из этой смеси создал человека.
По сути, здесь уже содержится как минимум две библейских идеи: о том, что человек создан из глины – и эта глина каким-то образом смешана с кровью, – и о несовершенстве человека. Мы видим, что человеческая природа в вавилонском эпосе изрядно подпорчена кровью бога-предателя.
Но что же лежит в основе этой метафоры?
В Библии первый человек зовётся Адам. В семитских языках «адама» – это слово для красной глины, цветом напоминающей кровь. Это существо, Адам, создано из красной глины. Если мы пойдём от эпоса «Энума элиш» несколько вглубь и посмотрим на шумерский текст о сотворении человека, то увидим, что человека создают из глины кровавого цвета, которая находится в области глиняного карьера Абзу. Получается, что первоначально мифологема была совершенно иной: человек создан из глины красного цвета. А потом произошло расщепление на глину и кровь – то есть, появилась вторичная мифологизация.
И она очень по-своему, глубоко оригинально, отразилась в тексте Ветхого Завета.
Мардук – творец неба, земли и человека. То есть он абсолютный Творец, который провозглашается царём богов и которому следует поклоняться не только потому, что он победитель всех вражеских чудовищ типа Тиамат, но и потому, что он – существо сверхмощное, он может абсолютно всё. Мардук обладает неограниченной волей. В этом же эпосе говорится, что, если Мардук прикажет звезде закатиться – она закатится, а скажет взойти – взойдёт.
В том же тексте говорится, что у Мардука есть пятьдесят имён, которыми его славят. Эти имена ему дают в разных частях Вавилона, когда его статую ежегодно проносят по городу под Новый год. Тогда же читают и этот эпос, который говорит, что истинным царём мироздания является только Мардук.
И вот что важно: не только люди, но и все остальные боги должны преклоняться перед Мардуком как царём богов.
Это новая религиозная ситуация, в которую религии древнего Ближнего Востока попадают к середине второго тысячелетия. Текст вавилонского эпоса приблизительно составлен в XV-XIV веках до нашей эры, и именно тогда мы видим во всех религиях древнего Ближнего Востока образы богов-царей.
Царём богов в Палестине становится Баал, в Малой Азии – бог грозы, в Египте – бог Атон, а вавилонский царь богов – это Мардук.
Всюду религия попадает на следующий этап, на следующий уровень своего развития.
Почему это происходит?
В это время укрупняется само государство. Города-государства поглощаются централизованными государствами, а те выходят за рамки одного региона и постепенно начинают приближаться к империям. Кругозор людей расширяется. Люди совершенно разных племён, этносов, начинают сосуществовать друг с другом, изучать культы друг друга, и понимают, что ни один из местных богов не является абсолютным властителем. Должно быть какое-то более верховное существо, более могущественное, которое их объединяет.
Поначалу таким царём богов становится главное божество политического центра.
Поскольку лидером Месопотамии является Вавилон, то главное его божество – Мардук, – должен стать лидером пантеона. Это абсолютно понятная политическая логика. Точно так же мы видим, что Баал, который управляет пантеоном в Иерусалиме, конечно, должен быть главным божеством, царём богов. И бог грозы Тархунас, управляющий столицей хеттского царства, Хаттусой, конечно, должен почитаться как бог-покровитель царской власти и как главное божество, вокруг которого образуются культы всех остальных богов.
То есть, укрупнение государства и постепенное расширение кругозора людей на древнем Ближнем Востоке приводит к смене религиозного типа, переводит их к следующей фазе развития религии – классическому монотеизму.
Но обо всем по порядку.
* – продолжение
Проф. Владимир Емельянов,
цикл лекций
“Религии Древнего Ближнего Востока”.
Расшифровано и сведено
“Перелётным чердаком”,
публикуется впервые.
Хотите помочь нам в работе?
Будем признательны!
