Моё воображение рисует мультики из всего услышанного.
Вот например, друзья разговаривают.
– Тот чувак, которого мы с тобой пересадили, – говорит друг М. другу А., и, поскольку мы только что вышли из автобуса, я понимаю, что мои друзья просили какого-то незнакомца пересесть. Окей, бывает.
– Он у меня развалился надвое, – продолжает М., и я замираю: незнакомец треснул по диагонали.
– Так я верхнюю половину сунула в пакет, – внутренним взором я вижу большой полупрозрачный пакет, который друг М. с хохотом надевает на верхнюю половину треснувшего по диагонали незнакомца прямо в автобусе «Варна-Бургас».
– А Рената говорит: «Ничего, они всегда так размножаются», – продолжает М. Воображение вставляет в картину Ренату с указкой, я трясу головой: её же не было в автобусе!
– С толстянкой, по идее, ничего случиться… – остаток фразы друга М. тонет в моём вопле:
– Толстянка! ТОЛСТЯНКА!!! Вы пересаживали толстянку, когда А. к тебе приезжал!
– Ну да. А ты что подумала? – спрашивает друг А.
Пришлось рассказать.
В Созополе я отдыхаю.
То есть не работаю.
То есть вообще никого не вожу по городу, даже друзей.
Даже себя.
Даже дорогу к дому с трудом припоминаю – это отдельный кайф для той, которая на работе чётко знает, куда идти, а всё остальное время просит город «поиграй со мной». Правда, я безошибочно нахожу бистро «Оазис». Но тут такое: если хоть однажды ела взбитое икорное масло (тарама хайвер) в бистро “Оазис” в Созополе – то никогда не забудешь дорогу в это благословенное богами место.
Когда мы с другом А. в прошлом году ездили в отпуск в этот город – я, конечно, нарисовала схему прогулки и даже записала видеогид для патронов. И в этом году напрочь всё забыла, даже имена островов. В отпуске была безымянная и безбуквенная, и из слов – одно только восторженное:
– ЫЫЫЫЫ! – и ещё иногда:
– Зырь, чо!
И вот идём мы с друзьями по городу. Говорю:
– Обычно я очень плохо запоминаю даты и имена, а тут и вовсе не помню ничего.
– Ты чудо господне! – восклицает друг М. – Даты не помнишь, нихрена не ориентируешься – зато трындишь так, что не оторваться!
– Если мы хотим в порт, то нам – туда! – показываю я.
– Ты уверена? – спрашивает друг А. – Вроде бы там была церковь…
– Уверена!
Увожу друзей в проулок, мы немного кружим по припортовой улочке, доходим до не того причала, наконец друг А. выводит нас к правильному пирсу.
– Я же помнил, что, когда мы сходили с корабля, солнце играло на стёклах этого храма! – говорит А. – Я же помню, как я тут скакал и снимал этот свет!
– Ой, точно! – говорю я. – Как ты скакал и свет снимал – помню, а церковь – забыла. Видишь ли, в Созополе довольно много церквей…
Пауза.
– Ты – экскурсовод от бога, – прочувствованно говорит друг А.
И дальше мы какое-то время идём молча.
Треплюсь на ходу:
– И наконец запомнила имя последнего из седьмочисленников – не последнего, который живым остался и кириллицу выпустил от имени всех остальных, того каждый знает, то был святой Климент; а того, который у меня из памяти ускользал. Кирилл, Методий, их ученики Климент, Сава, Наум, Ангеларий, и наконец-то лег в голову Горазд!
– А седьмой создатель кириллицы был горазд! – хохочут мои друзья, и до меня наконец доходит.
По идее, Горазда можно было запомнить первым, потому что это другая часть речи и это обалденно смешно. Не знаю, почему не увидела этого раньше.
Может, потому, что мою младшую дочь зовут Вика.
“Вика” – это “кричит, зовёт, восклицает” по-болгарски. Это глагол. Той вика, тя вика – он кричит, она зовёт.
Седьмой создатель кириллицы был Горазд. Мою младшую дочь зовут “Орёт”.
Старую часть Созополя опоясывает крепостная стена разных времён. Местами она выходит на плоские тёмно-красные камни, местами прорезана острыми серыми скалами, пронизана узкими крутыми лестницами. Морская вода делает из железных лестниц – арт-объекты; лазать по ним стрёмно и очень радостно почему-то. Так что некоторые дороги Созополя – это аджилити в живом музее.
Стою на Южной крепостной стене, смотрю на это всё. Верхней дорогой уже ходила и снимала её в фильме; нижней дорогой, может, никогда и не решусь пройти. Стою на красном камне в синем платье-для-отпуска, ветер раздувает мне юбки так, будто вокруг воображаемый бал из фильма-сказки.
Ору:
– Какое тут всёооооо! Справа – город! Слева – море!
– Так непривычно, ага, – улыбается друг А.
Последние семь лет он слушает “мы живём на море!!!” столько раз в неделю, сколько мы вместе выходим к морю.
А когда я там одна гуляю – то воплю “я живу на море! это море!”
Невозможно привыкнуть.
Друг М. показывает новость. Я смотрю на экран мобильника – и не верю глазам.
Новость звучит так: “В Иркутске перевернулась газель с гипсовыми отливками вагин. В последнее время среди женщин весьма популярны индивидуальные отливки, помогающие им исследовать себя и увидеть в неожиданном ракурсе”.
Я не верю.
– В Иркутске?
– В Иркутске.
– Перевернулась газель с гипсовыми пёздами?
– Да.
– А в моём детстве был эвфемизм “женский лаковый пряник”…
– Вот ты какой, иркутский грузовик с пряниками!
Следующие несколько дней иркутское ДТП периодически встревало в наши разговоры.
То – свежей темой корпоративного выезда. Тимбилдинг “узнай не только себя, но и своих коллег с неожиданного ракурса”.
То – сувениром самым близким людям (а впрочем, зачем ограничивать круг…).
Иркутское ДТП просочилось даже в записи друга А. в интернет.
Я прочла и начала придираться:
– У тебя написано – «сувениры с первичными половыми признаками», – а это неправильно! Это же не фигурка, у которой есть и такая деталь, и какие-то другие. Весь сувенир – первичный половой признак, и нету больше ничего.
– Окей, – вздохнул друг А. – Напишу “сувенир из первичных половых”…
– Из пизды матрёшка! Получается, что оттуда выходит какой-то другой сувенир! А оно не вполне так: оттуда выходит точная копия этого места.
– Зануда грешная.
– Есть немного. Надо полноценно использовать шанс – кто знает, может, такой грузовик больше нигде и никогда не перевернётся. И мы так и не узнаем, куда он ехал и сколько их таких в мире.
Друзья спускаются на пляж. Лестница узкая и крутая, а вокруг – очень красиво. Я отстаю нимношк. Друзья идут быстро, уходят достаточно далеко, потом М. останавливается, ждёт, пока я догоню, спрашивает:
– Это были крики о помощи?
– Нет, это я песенку пою о том, как мне хорошо.
У Катты когда-то прочитала: “у австралийских дроздов, магпаев, есть песни, которые поют не для того, чтобы привлечь партнёра, и не для того, чтобы обозначить территорию. Магпай может петь сам себе – просто так, когда наелся и хорошо себя чувствует. Зафиксирован рекорд в семнадцать часов”.
В путешествии ищу две вещи: достаточно хороший кофе и великолепное мороженое. Кофе мне надо много, и я ещё пока расту как гурман. Мороженое очень люблю, ем редко и понемногу – поэтому тут мне нужно только самое лучшее.
В Созополе на улице Кирилла и Методия нашли замечательную джелатерию с оригинальными вкусами.
– Попробуйте наш вариант “кокос со шпинатом”!
– Я-то попробую, но как вам в голову такое пришло?
– Сначала скажите, как оно вам, потом – отвечу.
Зеленющее мороженое оказывается нежнейшим пломбиром. Ни вкуса кокоса, ни кусочков шпината в нём не ощущается – это мороженое будто бы сделано из облака, оно такое на вкус и по консистенции, какими могут быть кучевые облака, если лететь сквозь них без крыльев языком вперёд.
Я восхищённо мычу.
– А с чем у вас мороженое «цемент»? – спрашивает друг А.
– Это пломбир с активированным углём, – отзывается мороженщик, и это я пробовать отказываюсь.
Мы уносим с собой по три шарика разного. Манго, кофе и солёная карамель – великолепны, а мороженое из рикотты с инжиром нам не досталось – кончилось днём раньше.
В Софии есть бутик этого же мороженщика, там попробую.
Бургас – цаца и ловелас.
Когда я путешествую с друзьями, вижу, как за ними ухлёстывают другие города. Кокетничают, стараются понравиться, показывают всякое, играют. Это очень приятно, во-первых, зырить, а во-вторых – рядом с друзьями я вижу то, чего мне одной не выдают. Потому что, конечно, у каждого и каждой из нас с городами – свои игры.
А когда бегаю одна – выдают конкретно моё.
Вот, например, мы едем с другом А. через Бургас по делам. У нас между автобусами есть час на то, чтобы выпить кофе. Мы знаем одну кофейню норм качества, идём к ней.
По дороге утыкаемся в армянскую лавочку с красивейшими штуками из гранатов, пьём у них отличный кофе на песке, до знакомой кофейни не доходим. А. говорит:
– Дорогой Бургас, почему у тебя здесь нет Дабова? Было бы очень уместно, если бы он у тебя появился.
Несколькими днями позже едем в Бургас из Созополя втроём, погулять и с ночёвкой.
Запас кофе из Варны у нас к тому времени иссяк. Уже очень нужен Дабов.
Утром я нахожу сайт Дабова – и он показывает восемь точек-франшиз в центре, неподалёку от наших апартаментов. Одну из них – буквально там, где А. говорил “сюда бы”.
Восьми точек, кажется, даже в Варне нет. Я две знаю.
В автобусе мы решаем, куда идти сначала. Бросаем чемоданы. Находим кофейню.
Дабов. Истинный Дабов, с красным логотипом на чашечках, со всеми любимыми сортами. С правильной кофемолкой и машиной.
Бариста – дама примерно моего возраста, тонкая, идеально стриженая, волосы – градиент от пепла розы к платине.
– Мы с Дабовым работаем уже лет десять, если не двенадцать, – говорит. – Нам нужны такие клиенты, как вы, которые понимают и разбираются. Два месяца назад я купила правильную кофемолку и машину, так что теперь всё совсем хорошо.
– Я напишу о вас, – отвечаю. – Пусть к вам ходят те, кому правда важно пить хороший кофе.
Мы садимся на улице, вешаем сумки на крючки у столиков – ещё одна приятная деталь, отмечаю я.
– Десять лет, а то и двенадцать, – говорю. – А мне казалось, что Дабову всего-то лет пять.
Белая Акация в Вильнюсе всегда цвела, старожилы-то знают.
Когда мы ради интереса решили проверить остальные точки, оказалось, что на карте их больше нет, а в самих кофейнях про Дабова даже не слышали.
На болгарском это звучит как “дубовый кофе”, бариста удивлялись.
В Бургасе мы жили в полуквартале от центра мира. А в самом центре мира часто останавливались музыканты.
Утром из окна ванной слышу, как кто-то отлично поёт под гитару. Что-то английское, незнакомое.
– Хорошо как, – говорю. – Если бы слова знакомые – я бы подпела.
Иду в свою спальню – и из её окна слышу: “С причала рыбачил апостол Андрей”, без малейшего акцента.
Распахнула окно и подпела в полный голос.
Нам с музыкантом не было видно друг друга, а вот слышно – отлично. На два квартала было нас слышно.
Когда песня кончилась – я помчалась рассказать друзьям, чо было (их комнаты выходили на другую сторону дома, очень старого, с очень толстыми стенами). А музыкант продолжил – и спел что-то из Океана Эльзы.
Тут уж я не стерпела – быстро оделась и выскочила.
В центре мира стоял парень с велосипедом, колонкой, микрофоном и гитарой.
Когда я подошла, он заиграл “Stand by me”, мою любимую вещь для пения на улице.
Потом друзья подошли, и мы пошли гулять в Дабова.
А музыкант сложил микрофон, упаковал колонку в багажник (!), надел рюкзак и гитару – и покатил.
Что это было, кто это был, куда он последовал – я не знаю, но как же Бургас умеет ухаживать за диффчонкой!
Квартиру я нашла исключительно неудачную. Как будто её строили инопланетяне. Масса нелогичных деталей. И спалось мне там не очень.
В общем, хотела отдохнуть в последнюю ночь в Бургасе – ну, не склалось, бывает. Утром была нимношк более рассеяна, чем обычно. И уже в автобусе обнаружила, что, кажется, забыла в квартире бутылочку с каплями для носа.
Подумала: не фатально, до Варны доеду, а там в аптеку зайду. А оставить часть своего дыхания в городе, который так романтично проявлялся – ну, это красиво. Как минимум, красиво звучит.
Автобус из Бургаса в Варну остановился в Обзоре – взять пассажиров.
Я встала, вышла – потянуться, размяться, покурить.
На асфальте возле автобуса лежали мои капли.
Как. Я. Охуела.
Потом сообразила, что, наверное, бутылочка выпала из моего кармана, каталась по автобусу и выпала наружу, когда открылась дверь. Удачное совпадение (какова вероятность такого совпадения?).
Но сначала мультик в моей голове нарисовал картинку – как в Федорином горе, только наоборот: бутылочка с каплями, подпрыгивая, скачет за автобусом Бургас-Варна, спешит, старается не отставать на перевалах.
И музыка – типа полёта валькирий.
