Заметки на полях учебника китайского (начало)

Путешествия

Лингвиста и переводчика Ирину Ющенко, автора статьи «Е-Гун любит драконов», премировали двухнедельной стажировкой в Китае. Мы публикуем её впечатления о стране и языке.

— Старшая сестра пустоты, налейте мне, пожалуйста воды. И кстати, как называть вашего сотрудника-юношу — старший брат пустоты, да?
— Нет, — ответила стюардесса, — он называется по-другому: «малыш-пустыш».

То есть на самом деле, конечно, я назвала ее «空姐» (kōngjiĕ, кунцзе), а молодого стюарда, которому было очень смешно показывать всю обязательную предполетную программу безопасности, она назвала «空少» (kōngshào, куншао). Просто китайцы по какой-то загадочной причине не очень любят заимствования (хотя, впрочем, при нужде ими не брезгуют), и потому даже самый простой диалог в прямом переводе у них зачастую звучит как цветистая придворная речь. На самом деле «старшая сестра» (姐姐, jiĕjiĕ, цзецзе) – это просто обращение к предположительно незамужней девушке, дань вежливости (секретарша – “маленькая старшая сестра” и т.д.), а 空中(kōngzhōng, кунчжун) – всего-навсего «воздух», который дословно означает «пустая середина» (видимо, между небом и землей). А теперь следим за руками: кунчжун цзецзе – это девушка, которая работает в воздухе, но звать ее так было бы слишком долго, поэтому китайцы привычно выдергивают из каждого слова по первому иероглифу, складывают их, и пожалуйста – перед нами «старшая сестра пустоты». С «малышом-пустышом» совершенно та же история. Я ужаснулась – что же они будут делать, когда колонизируют Луну и запустят туда регулярные рейсы со стюардессами? Какое пышное звание предстоит носить ей? Но, похоже, она останется старшей сестрой пустоты, потому что космос по-китайски 空间(kōngjiān, кунцзян), то есть что-то вроде «междупустья».

***

А я-то наивно полагала, что знаю китайский, ну, так, немножко, но ведь знаю же. Год учила, причем серьезно, без дураков – аудио, прописи, иероглифы, чтение, карточки, Институт Конфуция. Институт Конфуция этот и заслал меня в Китай на двухнедельную стажировку, где и выяснилось, что китайского я не знаю. По сравнению с другими участниками группы – можно считать, что еще и не начинала учиться. Неприятно, конечно, но что поделаешь, если все остальные просто раньше начали (некоторые – раньше на восемнадцать лет, но большинство — года на два-три-четыре). Так что стажировка, по сути, сводилась к тому, что я хвостом ходила за всеми, кто говорил по-китайски, ловила каждое слово, водила ушами как локаторами и чувствовала себя персонажем из фильма «Тринадцатый воин» – помните, когда несчастный араб в окружении викингов долгими днями молча слушает их разговоры, которые звучат для него как «гыр-гыр-гыр, быр-дыр-дыр», и вдруг начинает улавливать в них обрывки смысла – гыр-гыр-двенадцать коней – быр-дыр. Он потом заговорил, и весьма экспрессивно, но, наверное, у него было больше двух недель. Лично я почти все две недели пребывала на стадии двенадцати коней, а когда начала потихоньку выходить из нее, тут же об этом пожалела. Не страшно, когда не можешь объясниться; гораздо хуже, когда объясниться ты уже можешь, а вот понять ответ – еще нет! Так и стоишь бревно бревном, пока собеседник не сжалится и не перейдет на английский.

***

На мой взгляд, китайцы – очаровательная нация.

Они изобрели порох, бумагу, чипсы со вкусом керосина, а также очередь по-китайски (это такая очередь, в которую все влезают сбоку). Первая же фраза, которую я подслушала еще в Шереметьево по-китайски была – «за мной будете!» Потом еще спросила преподавательницу, как будет «без очереди не пущу», и она сказала – да, это очень полезное выражение.

Китайцы все время пьют воду, учатся и занимаются спортом. Водораздел между полами у них проходит где-то совсем не там, где у нас (никогда не забуду две вещи: гигиеническую губную помаду для мужчин в корзинке на кассе, причем ценой вдвое дороже женской – предмет роскоши! – и шкафообразного аэропортовского охранника, который, отдыхая после смены по жаре, непринужденно обмахивался черным форменным веером).

Китайцы соблюдают правила дорожного движения только на главной дороге (дороги-дублеры существуют в параллельной реальности, в которой светофор является разновидностью иллюминации – красиво и ни к чему не обязывает).

Китайцы ласковы с детьми.

Китайцы не считают, что они кому-то что-то должны, не слишком заморачиваются этикетом и вообще живут как им удобно. Но не потому, что они как-то особенно невежливы. По-моему, когда их стало очень много, они просто поняли, что никакие правила тут уже не помогут, и махнули на них рукой, чтобы не осложнять себе жизнь. Ну вот на дороге например – неужели два разумных человека (один человек и одна машина, человек, машина и автобус, светофор и поток машин, два светофора, поток машин, поток пешеходов) сами между собой не разберутся? И ведь разбираются. Ну, а уж если где-то что-то особенно важно соблюдать, там ставят должностное лицо – полицейского или тетеньку в желтой жилетке и с мегафоном.

Желтый – самый главный цвет, и ослушаться человека в желтом совершенно невозможно.

Устройство улиц, метро и прочих, если так можно выразиться, общественных пространств в Китае отчетливо заточено под эффективное управление большими людскими потоками.
Взять хотя бы метро. У нас, когда один эскалатор в ремонте, где-нибудь на подходах к нему (иногда еще на платформе, но не всегда) стоит человек и заунывно кричит в репродуктор: уважаемые пассажиры, по техническим причинам… Китайцам такие церемонии не интересны, они народ практический. В час пик на платформу выходят решительные тетушки с микрофонами. Через плечо у тетушек желтые ленты с бахромой (аналог кольца всевластья, made in China). Тетушки выстраиваются через каждые три-четыре метра и командуют: с этого краю проходим по платформе туда! С этого краю – сюда. Этот поток идет прямо, пр-рямо, я сказала! И все послушно идут куда сказано, и помещаются в поезд, и попадают куда им надо без лишней беготни.

Такое впечатление, что в Китае большое скопление людей повсеместно воспринимается как стихия, вроде водного потока, который невозможно остановить или обратить вспять, но который нужно предвидеть. Ведь если вы заблаговременно поставите на пути потока водяную мельницу, выкопаете систему каналов (и даже немножко повернете их в нужную вам сторону) и в конце устроите пруд, то поток не нанесет никакого ущерба ни вам, ни вашим городам и зеленым насаждениям – так, наверное, рассуждают китайцы. Оно и не удивительно, с их-то многолюдием без такого понимания никуда.

***

Людей у них много. Я осознала это это в первый же день, попав на площадь Тянаньмэнь и в Запретный дворец.

Летом Тяньаньмэнь — это сковорода, на которой, если верить путеводителям, можно зажарить миллион человек одновременно. Просто найти место посидеть в тени — нетривиальная задача. Во-первых, тень уже занята, а во-вторых, забитые людьми участки совершенно случайным образом перемежаются с пустыми. Но стоит вам устроиться на пустом (вот какая я умная, вот как ловко придумала!), как все до единого прохожие начинают внимательно вас разглядывать, выворачивая шеи. Человек сидит один! Подозрительно! Человек еще и иностранец — вдвойне подозрительно! В общем, плюнула я на уединение и нашла уголок потише, всего-то с двумя десятками соседей. Место на скамейке передо мной занял какой-то шустрый дедок, но я не растерялась и мгновенным броском завоевала себе место на ступенях Ворот совершенномудрых указов (тоже наверняка обломав какого-то растяпу).

***

Гугун, он же Запретный дворец, где Коэн-варвар громил полчища борцов сумо (в соседней вселенной еще и не такое встречается) построен из дерева. Поэтому на входе после сканирования у всех отбирают зажигалки.

Предупреждений нигде нет, поэтому у отбирающего буквально каждую минуту в руках набирается целая охапка. Вообще корзина зажигалок у сканера – очень распространенная картина в этих краях, потому из дерева эти люди строили много и с удовольствием все пять тыщ лет подряд. Но ни один сканер так и не обнаружил у меня в рюкзаке коробок спичек, который мирно провалялся в аптечке все две недели. Полезная вещь – старые технологии!

***

Возвращаясь к Гугуну: знаете такую штуку – китайский шар? Это когда из целого куска дерева или кости вырезают тонкостенный шар, а в нем еще шар, и еще, и еще, и последнего уже вообще не разглядеть, но все точно знают, что он покрыт тончайшей резьбой, которую никто никогда не увидит, и вообще непонятно, как мастер туда добрался инструментом. И вот в Гугуне выяснилось, что китайцы практиковали такое не только в мелкой форме, но и в крупной.

Лишившись зажигалок, но сохранив спички, мы разбрелись по дворцу. Уговор был – встречаемся через три часа у противоположных ворот за последним теремом (так традиционно называются павильоны китайских дворцовых комплексов в русском переводе). Три часа, господи боже мой, что можно делать на протяжении трех часов в каменной духовке, где даже в помещения-то не пускают, подумала я, но отступать было некуда.

За воротами, которые на самом деле не вполне ворота, а скорее туннель длиной в добрых двадцать метров, открывалась большая площадь, вымощенная серым камнем. От ворот вниз вели ступени, и к терему на противоположной стороне вели ступени, только уже вверх, и по бокам, к теремам поскромнее тоже были приделаны лестницы – в общем, назвать этот двор плоским и скучным было невозможно. Посреди двора безо всякой на то нужды были впендюрены пять очаровательных каменных мостиков, средний – шире всех, значит, императорский. На входе в Гугун, кстати, тоже есть пять мостиков, и по центральному ходил исключительно император, а сейчас, видимо, ходит председатель, потому что вряд ли ради императорской тени на мосту стали бы держать пост из двух гвардейцев. Да, и кроме императора императрица еще могла пройти по этому мостику, но только один раз в жизни, в день бракосочетания, после чего она навеки поселялась в Запретном городе и больше его не покидала. Вообще жестоко это как-то – может, она хотела быть путешественницей, или там командовать армиями, а тут сиди на шестнадцати аршинах всю жизнь – фу! Жалко императрицу-то.

Как отличить льва от львицы? Очень просто: если у львицей под лапой раздавленная жабка, то это ее детеныш, которого она защищает, а значит, это — мать. Если же под лапой у зверя шарик, то это отец. Однако данная система классификации в ряде случаев представляется несколько избыточной.

Да, так вот двор. Терем на противоположной его стороне тоже был хорош собой, киноварные стены, резные крыши числом две, с узорными карнизами, подзорами, балюстрадами и резными окошками, и все это нарядно выкрашено в самый яркий синий, красный, зеленый и желтый – никаких глупых пастельных тонов, ни-ни, шиковать так шиковать. Я честно прочитала все таблички вокруг (три часа сами себя не проведут), посидела в теньке, приобретя репутацию подозрительной личности, и пошла к павильону. Внутрь действительно не пускали, но первый этаж павильона был даже не этажом, а широкой квадратной аркой. Я прошла эту арку – и впереди открылся еще один двор, еще больше и наряднее прежнего, с белой дорожкой, тоже, разумеется, императорской («в торжественные дни император проходил по своей дороге, вдоль которой простирались ниц его придворные – вообразите, какое это было великолепное зрелище!» – зашелся в восторге аудиогид, тем самым выдав полное отсутствие воображения). А, нет, еще он успел сообщить, что курильницы, расставленные у дальней стороны двора, символизировали императора, поскольку – заметил он как нечто само собой разумеющееся, – были выполнены в виде черепахи и журавля. Спасибо, кэп.

Терем, которым кончался этот двор, был вдвое пышней и великолепнее предыдущего – еще больше балюстрад, переплетов, резьбы и киновари. Вполне достойное императора помещение, если бы не тот факт, что за этим теремом начиналась еще одна площадь, которая была еще больше и поражала воображение на сей раз металлическими скульптурами львов в ненатуральную (х2) величину, а терем за площадью… ну, вы поняли. Еще больше всего.

Страшное подозрение закралось в мою душу. Я бросилась вперед – и что же? За этим теремом… и так далее. Все больше. Все краше. Все пышнее и наряднее. И им не было конца. Императрица была отомщена: в этом бесконечном пространстве она могла бы устраивать войны евнухов с партизанскими засадами и генеральными сражениями, а нет, так с головой уйти в картографию, заниматься ею всю жизнь и завещать неоконченный труд потомкам. А также, возможно, открыть пару-тройку Америк в дворцовом саду, сворачивать в который я просто побоялась.

Через полтора часа я нашла трон. Один из теремов был открыт для всеобщего обозрения и огорожен бархатными канатами. У входа толпились зрители, и спустя всего каких-нибудь пятнадцать минут я вытянула шею над канатами и увидела золотой трон. Резьба, инкрустации, литье и чеканка – все как положено. Сердце дворца найдено! Выход близок!

…думала я, пока в следующем дворе не обнаружился еще один трон – разумеется, пышнее и краше прежнего.
Всего я нашла четыре трона – один, правда, принадлежал фотографам, которые ссужали его за мзду малую всем желающим, однако украшен он был так щедро, что император счел бы для себя честью на этом троне сфотографироваться. Кстати, об императоре: его ростовая кукла, а также кукла императрицы обнаружились в скромном длинном павильончике безо всяких тронов: они сидели на полу перед невысоким рабочим столиком и, видимо, рассматривали карту очередного уголка Гугуна, составленную императрицей и ее армией евнухов.

Дальше все как в тумане: дворы, терема, дворы, терема, шеренги охранительных звериков на коньках крыш, резные карнизы, терема, дворы… За четверть часа до назначенного времени я вывалилась в какой-то сад с лабиринтом дорожек между Семью Павильонами Отдохновения или как-то так. Прокляв все семь павильонов вместе и каждый по отдельности (но благословив затесавшийся между ними туалет), я выкатилась на очередную площадь, подошла к очередному павильону, и сквозь его арку увидела перед собой высокую, высокую заросшую лесом гору, на вершине которой стоял самый прекрасный терем из всех.

Хотелось биться головой о стену и рыдать, но было не до того. На штурм горы оставалось ровно десять минут. Я торопливо выхлебала из последней бутылки последнюю воду (летом в Пекине человек подобен верблюду, и носит свою воду с собой везде), сжала кулаки и двинулась сквозь арку, набирая ход.

И вылетела на тротуар. За тротуаром была дорога, обычная дорога с машинами. За дорогой – забор. А уж за забором – та самая гора с павильоном на вершине, не имеющая никакого отношения к Запретному городу. Терем, сквозь который я вышла, оказался последним, и вход в него стерегли четверо полицейских, на случай, если какому-либо безумцу вздумается вернуться обратно в это бесконечное пространство им. тов. Эсхера. Кто их знает, этих иностранцев!

(продолжение следует)

Ирина Ющенко для “Перелётного чердака”,
все фото – собственность автора.

Хотите нас поддержать?
Спасибо!

Следите за публикациями «Чердака» в Telegram