Нобелевский лауреат Орхан Памук создал очень личную книгу о Стамбуле, чтобы передать читателю состояние, знакомое каждому стамбульцу — «хюзюн», особый сплав тоски по утраченному величию и гордости сопричастности к нему. Немного похоже на хюзюн португальское «содад» — смесь меланхолии и нежности, переживание утраты в момент обладания. Целая книга – чтобы передать одно слово во всех оттенках его смысла.
В каждом языке есть такие слова. Некоторые из них становятся интернациональными – как, например, французское «дежа вю», описывающее чувство «я это уже видел, со мной это уже было», или идишское «шлимазл» — нелепый неудачник. А некоторые — не становятся, хотя, узнав о них, люди восклицают: «В моём языке должно быть такое слово!”
Знакомые состояния
Кроме слова хюзюн, турки подарили миру «назланмак» – попытку изобразить и симулировать полную незаинтересованность и нежелание, когда внутри сгораешь от желания и любопытства; то самое “нет”, которое ощущается как “да, прямо сейчас!” – и может обернуться как угодно.
Потрясающее слово есть в языке иннуитов: “иктсуарпок“. Один человек ждёт другого с таким нетерпением, что то и дело подходит к двери, чтобы наконец-то увидеть пришедшего. Большинство людей переживало похожее состояние хотя бы раз в жизни; а слово такое есть только у эскимосов.
Финны добавляют к этому слово «лаватанссит»: предчувствие встречи с определённым человеком. Идёшь так вдоль озера, вокруг – ни души, и точно знаешь, кого встретишь через полчаса.
У коренных гавайцев есть слово “пана по’о“. Пытаясь понять, куда он дел потерянную вещь – ключи от дома или от машины, кошелёк или что бы то ни было ещё, – человек почёсывает голову, как будто этот волшебный жест поможет ему вспомнить. Вот это – пана по’о.
В русском слэнге конца девяностых встречалось слово “лопата” как обозначение неудачной и неуместной шутки: “Смеяться после слова ‘лопата’, раз-два-три – лопата, ха, ха, ха”. А в индонезийском сленге есть особое слово “йайус“, которым обозначают настолько несмешную и бессмысленную шутку, что трудно сдержаться и не рассмеяться вслух. Плохого рассказчика анекдотов, над которым насмехаются – но не смеются вместе с ним, – тоже называют йайус.
В корейском языке есть слово, обозначающее крайнюю степень социальной уместности: “нунчи“. Это искусство отгадывать и понимать настроение других людей, вслушиваться в сказанное ими. Это искусство знать, что стоит сказать или сделать и чего не стоит говорить или делать в любой ситуации.
В шведском языке есть слово для обозначения дорожного волнения: “риэсфебер“. Это острое волнение сердца путешественника перед началом предстоящего приключения, когда тревога и нетерпение сливаются в одно паническое состояние, подобное страху сцены; риэсфебер может проявляться симптомами настоящей болезни.
“Натсукаши” в Японии называют пустяковые вещицы, которые внезапно вызывают в памяти приятные и радостные воспоминания (но не тоску, ностальгию и чувство утраты). Бывает так, что человек не просто влюблён, а втрескался в кого-то – до умопомрачения, до эйфории и отчаянья, и в глазах у него темнеет, и коленки подкашиваются… В норвежском языке это чувство называют “форелскет”.
Конгоанский язык чилуба говорит “илунга” о человеке, который никогда не даёт третьего шанса. Илунга готов простить первую ошибку, понять вторую, но если обмануть его в третий раз – отвернётся навсегда. Умение быть илунга должны преподавать в школах!
“Тсудоку” – слово, пришедшее из японского языка, но означает оно не вид кроссвордов, а привычку покупать книги и не читать их.
В русском языке есть поговорка “задним умом крепкий“. А у французов есть словосочетание “эспри дескалье” (дословно: эффект лестницы): так обозначают момент, когда в голову приходит подходящий остроумный и интеллигентный ответ на сказанное – но уже слишком поздно.
Последние лет пять в интернете часто встречается словосочетание “финский стыд” – он охватывает того, кому стыдно из-за дурацких, нелепых, разрушительных поступков другого человека. Один сморозит глупость – другому стыдно, один ошибётся – а другой почему-то краской заливается и чувствует себя виноватым. В финском языке это чувство называется “мёотохапия“, а в испанском – “пенья ахена” (испанским стыдом это чувство тоже иногда называют).
Человека, который отмечает ошибки в чужой спонтанной письменной речи, во многих языках называют “граммар-наци”. А у финнов для него есть отдельное слово – “пилкуннуссийя“, запятаяёб. Пилкуннуссийя уверен, что смысл его жизни – искоренять орфографические и пунктуационные ошибки ценой собственной популярности, самооценки и умственного спокойствия. Он занят только и исключительно формой, не видит за ней содержания – так что в широком смысле это слово означает человека, придирающегося к мелочам и тормозящего любое дело.
О вечном, то есть о еде
В грузинском языке есть дивное слово “шемомеджамо” – им обозначают состояние “о боже, я всё это съел, какой ужас, и вздохнуть невозможно, и остановиться я не мог – еда была такой вкусной!” Важное слово о грузинском застолье и о национальном характере.
Испанцы дополняют его словом “собремеса” – время после обеда или ужина, когда люди ещё не расходятся, но говорят в основном о только что съеденном. Выдохнули после шемомеджамо.
Немцы говорят о переедающем человеке “куммерспек“, печальный бекон. Куммерспек не заливает стресс алкоголем, а заедает, и не сладостями, а жирным жареным мясом. Свинина вместо тортика!
В гэльском есть слово “сгриоб” – зуд в устах перед первым глотком виски из стакана.
В языке басков есть слово “гроак” – уставиться на человека, пока он ест, в надежде, что он предложит вам кусочек. Уличные коты отлично умеют гроак!
И слово, которое просто обязано стать интернациональным, несмотря на его фонетическую сложность – просто потому, что у каждого, каждого работающего взрослого должно бывать такое состояние. Да, это финское “калсарикяннит” – сидеть дома в одних подштанниках и спокойно пить без малейшего намерения куда бы то ни было потом пойти.
Выпивать. Дома. В удобном. И точно знать, что больше никуда не пойдёшь. И для этого у финнов есть отдельное слово! Мне кажется, в русском языке оно может прижиться примерно так: “Маша сегодня сдала отчёт и калсарикяннит”.
Впрочем, у финнов есть слова и о еде – но их довольно сложно принять без контекста. Например, “карьяланпииракка” дословно переводится как карельский пирожок, но означает состояние “хочу вкусненького”. При этом карельский пирожок – не то чтобы универсально вкусная вещь, не чизкейк; тесто в нём ржаное, а начинкой может быть, например, рисовая каша. Но у каждого народа есть любимая еда уюта, которую люди другой национальности откажутся даже пробовать (например, кисель; как по мне, вкуснейший напиток, но, кроме русских и финнов, мало кто со мной согласится).
Горячий финский характер
Одно из финских национальных эмодзи – ледяная фигурка и словосочетание “ледяной человек“, которое означает “оставьте меня в покое, я лучше знаю, что делаю”. В масштабах страны эта позиция стала известна благодаря “ледяному человеку” Кими Ряйккёнену, гонщику Формулы-1. Считаю, что это должно отпугивать непрошеных советчиков всех стран. Они вам: “Будет лучше, если ты…” – а вы им: “Ледяной человек!” – и они сразу извиняются.
А что ледяной человек справится – это несомненно, потому что его характер – “сису“. Это крайняя степень настойчивости, то, что в русском жаргоне называется “бриллиантовой задницей” вместе с умением пробить стены. Сису – жёсткая сила воли, безжалостность к себе, настойчивость, выносливость, не сиюминутная храбрость, а последовательное преодоление неприятностей, умение не отступать даже наперекор доводам рассудка.
Ещё у финнов, известных своей замкнутостью, есть особое слово для обозначения состояния, которое невозможно пережить в одиночку. Случается нечто настолько серьёзное, что люди выходят из домов и идут на рыночную площадь – и то ощущение, которое собирает их вместе, называется “торилла таватаан“. Если финны побеждают в хоккейном турнире, в конкурсе песни или еще в чем-нибудь, то они обязательно собираются отпраздновать победу все вместе на рыночной площади.
Скандинавский стиль жизни
Ставшее интернациональным датское слово “хюгге” обозначает одновременно счастье, благополучие, уют, комфорт, близость, умеренность и природность.
Свет – радует. Свечи во всех углах дома – это хюгге, а хрустальные люстры – уже нет. Посиделки с друзьями на большом диване, куда уместится вся компания, настольные игры, шоколад из керамических кружек и душевное тепло – это хюгге. А буйная вечеринка и острое наслаждение жизнью – уже нет, для этого есть отдельное слово у финнов, “пиккуйоулут“, маленькое рождество, безбашенное буйство без стыда после. Булочка с корицей и кофе с молоком – это хюгге. А двадцать булочек с корицей и десять чашек шоколада и ты всё это съел – точно не хюгге, а шемомеджамо.
Время от времени баловать себя и близких – это хюгге; а вообще никогда не работать и только лениться – это безделье.
У шведов есть похожее на хюгге понятие: “лагом“. Оно означает гармоничную умеренность: не много и не мало, а ровно столько, сколько нужно. Работа должна быть лагом – не бездельничать и не трудоголить. Одежда может сидеть лагом. Вода может быть лагом – не горячая и не холодная, а вот ровно такая, как надо. В каждой сфере — работе, отношениях, дизайне интерьеров, стиле — шведы руководствуются девизом lagom är bäst: нужное количество – лучше. Лагом – это купить три стула, а не шесть, если вы живёте вдвоём с котом, а с друзьями видитесь в кафе или у самого гостеприимного из них. И лагом – это купить двенадцать стульев и раздвижной стол, если вы – тот самый гостеприимный. Это не излишняя скромность, а уникальный баланс, который каждый выстраивает для себя сам.
И, конечно, важное условие баланса – священный шведский ритуал “фика“. Он похож на кофе-брейк или полдник. Фика – это горячий напиток, вкусная еда – например, булочка с кардамоном, – и неспешный разговор. В Болгарии фика называется “малка почивка“, небольшой отдых, и это тоже кофе, короткая беседа с приятелем и какая-нибудь карьяланпииракка. Фика – это перерыв минут на пятнадцать каждые два часа, малка почивка – это перерыв непредсказуемой длины через неизвестные временные интервалы.
Одновременно с хюгге у датчан есть слово “арбайсглед“: настоящее неподдельное счастье от труда. Вы просыпаетесь утром – и радуетесь тому, что вас ждёт интересная работа, которую вы любите и которой гордитесь. Вы предвкушаете встречу с коллегами – прекрасными людьми, с которыми так здорово работается вместе. Вы радуетесь встрече с начальником – профессионалом, у которого можно многому научиться. Вы думаете о клиентах – и вам хочется им помочь (а они высоко ценят ваше участие). И чувствуете, что работа вас не обессиливает, а подзаряжает. Философия арбайсглед говорит: если у вас не так – меняйте жизнь, она слишком короткая и слишком хорошая, чтобы проживать не свою.
Не знаю, станет ли интернациональным это слово – но хочу, чтобы такая философия стала всеобщей.
Японский взгляд на мир
Очень близко к арбайсглед японское “икигай” – смысл жизни, то, что приносит удовольствие и удовлетворение от неё. Икигай говорит, что все сферы жизни взаимосвязаны – нужно относиться к тому, что вы делаете, с любовью и страстью, упорно трудиться, полностью погружаясь в задачу, и уделять внимание даже мелким деталям. Работа должна быть частью икигай: делайте то, что любите, то, что у вас хорошо получается, то, что нужно миру и то, за что хорошо платят; и это не четыре разных работы – а дело жизни.
Один из японских взглядов в прямом смысле слова – “бокетто“, очень долгое смотрение вдаль. На вопрос “Куда ты так глядишь, что с тобой?” – засмотревшийся человек может ответить: “Бокетто”.
Японцы вообще мастера смотреть – подумала я, когда узнала о “комореби“. Этим словом называется мгновение, когда солнечный луч пронизывает листву деревьев, их взаимодействие, игра света в листве.
Снова северные страны
К вопросу о взглядах – у исландцев есть слово “глюггаведдур“, буквально оно означает «оконную погоду», то есть умение получать удовольствие от непогоды. Глюггаведур – это сидеть на подоконнике среди подушек и пледов, пить тёплый кисель из керамической чашки, гладить толстого кота (окей, кот может быть и худым, и даже собакой) и смотреть на то, как за окном бушует ветер, как снег налипает на ветки деревьев, как дождь омывает стекло, как смерч поднима… простите, увлеклась, – и радоваться теплу дома. Для глюггаведур нужна обстановка в стиле хюгге или “хезелехайд”.
Хезелехайд – голландское единение душ. «Холодными вечерами голландская семья собирается вместе, зажигает свечи и попивает свежесваренный кофе, глядя на улицу через вымытое, без единого пятнышка оконное стекло. В это время их души и наполняет хезелехайд», — объясняет Тору Вилле, автор книги о скандинавском счастье. Для счастья и комфорта обязательно нужны близкие: Голландия — маленькая страна, каждый сантиметр её суши отбит у моря, её жители умеют жить в ближайшем соседстве, не задергивая штор на окнах и уважая друг друга.
У других народов тоже есть особенные слова для обозначения вечера в кругу друзей. Например, “коэсли” у норвежцев. Идеальный коэсли-вечер – это тёплые цвета и свет в стиле хюгге, компания хороших друзей и вкусная еда (но не до шемомеджамо). А у немцев слово «гемютлихькайт» означает чувство удовлетворения, которое испытываешь, сидя в хорошей компании за вкусным угощением.
Русский запас
Во многих подборках слов, которые надо бы украсть, встречается русское “почемучка“. Нерусскоязычные статьи объясняют его как “задающий много вопросов”; но к этому надо бы добавить “и почти не обращающий внимания на ответы”.
В немецкой Википедии есть целая статья, посвященная слову «надрыв». Это понятие прочно вошло в обиход благодаря романам Достоевского и принадлежит к числу наиболее емких, выразительных, укорененных в русской культуре и потому плохо поддающихся переводу. В слове «надрыв», помимо идеи напряжения всех сил, есть и некое мазохистское самолюбование, и истерическая исповедальность, а также неконтролируемый эмоциональный всплеск, когда человек высвобождает интимные, глубоко скрытые чувства. Более того, надрыв Достоевского подразумевает ситуацию, в которой герой лелеет надежду найти в своей душе нечто, чего вообще не существует. Четвертая книга второй части романа «Братья Карамазовы» так и называется: «Надрывы».
Писатель Владимир Набоков, преподавая славистику в американском университете, признался слудентам, что не может перевести на английский слово “пошлость“, которое понятно каждому русскому. Вот как он рассказывал об этом понятии до слушателей:
«Откройте любой журнал, и вы наверняка увидите что-то в подобное: семья только что купила радио (автомобиль, холодильник, столовое серебро — неважно), и мать хлопает в ладоши, вне себя от радости, дети собрались вокруг нее с раскрывшимися ртами, младенец и собака тянутся к столу, на который водружён новёхонький идол для поклонения … а немного в стороне гордо стоит отец — кормилец семейства. Пошлость такой сцены состоит даже не в ложном преувеличении ценности столового серебра, а в самом предположении, что можно купить такую бурную радость и что такая покупка облагораживает покупателя».
Позже гарвардский профессор Светлана Бойм добавила: «Это слово одновременно означает тривиальность, вульгарность, сексуальную распущенность и бездушие».
В списке русских слов, у которых нет аналога в других языках, часто приводят “авось” – пассивную надежду, опирающуюся на желание и отчасти на предыдущий позитивный опыт, но не на реальное положение дел. “Понадеяться на авось” значит поставить на заведомо невыигрышный номер или надеяться на улучшение дел в ситуации, когда ничто к этому не располагает; авось, проблема решится сама собой, и руками ничего делать не надо будет. В болгарском языке есть похожее слово – “дано”; смысл – очень близкий, но в нём больше позитива. Это надежда, которая чаще оправдывается; у болгарского авось – более прочная основа.
Как вскрыть сокровищницу
Тимо Сойни, премьер-министр Финляндии, составил справочник национальных эмодзи и опубликовал его на официальном сайте страны. Финский характер описан в картинках, подробно растолкован словами, показан в интернете и переведён на многие языки, в том числе и на русский. Именно оттуда я узнала про маленькое рождество, карельский пирожок, ледяного человека, сису и другие интереснейшие особенности финского характера. А ведь всего лишь искала правильное написание калсарикяннит! Горжусь работой Тимо Сойни так, будто имею к ней отношение – и ведь отчасти это правда: большие проекты делаются для зрителей, и кто прочёл, понял и рассказал другому – тот тоже стал частью общего драйва.
Разделённая гордость за проект, к которому имеешь отношение только опосредованно. Для этого чувства тоже должно быть слово.
Ольга Недорубова для «Перелётного чердака»,
иллюстрации — художницы Марии Тюриной
Хотите нас поддержать?
Спасибо!
