Грёбаный чёртов Феникс
Люди живут в городах. Города населены людьми. Мы живём друг с другом.
Люди строят город. По тому, как он устроен, можно увидеть, о чём в нём живут.
Хочется понять, что нужно его жителям? Садись в автобус или трамвай, поезжай в спальные районы, понаблюдай — как устроены кварталы, которые люди делали «под себя». Хочется узнать, как жители относятся к памяти города? Посмотри, как обходятся со старой архитектурой. Хочется узнать, к чему горожане стремятся? А как устроен центр, что в нём — кафешки или скверы, художественные галереи или променады, действующие фабрики и заводы, торговые центры или разрушенные здания, о чём центр в целом?
Город влияет на каждого из своих жителей. По тому, какие люди живут в городах, можно прикинуть, каково там будет житься. Хочется стать другим человеком? Можно попутешествовать. Посмотреть, как люди работают в центре города и как дышат в непарадных его частях. Побыть в отдалённых кварталах, поощущать тамошний воздух, почувствовать ритм, сопоставить со своим.
Города, в которых мы живём — как очень большие люди, с которыми мы живём; вместе, в буквальном смысле слова — внутри их тел. Это постоянное взаимодействие, взаимное воздействие, которое можно превратить в полноценный диалог.
Мы работаем над этим. Художники, путешественники, фотографы, организаторы городских игр. Археологи, архитекторы, искусствоведы. Экскурсоводы. Рассказчики историй и хранители памяти.
Города больше, чем люди, живущие в них. Больше, чем здания, больше, чем события и воспоминания. Города — сумма всего этого, умноженная на каждое из слагаемых, перемешанная и взболтанная — и что-то ещё, нечто неуловимое.
Дух? Душа? Атмосфера?
Не знаю.
Город, в котором я живу, построен эллинами в шестом веке до нашей эры, как многие другие города Черноморского побережья. Римляне завоевали его в первом веке нашей эры — как и другие города Фракии. Ему несколько раз меняли имя (иногда — на полную жесть). Золотые украшения здесь научились ковать раньше, чем одомашнили птиц. Главное его божество звали — Безымянный бог, покровитель города.
Город, в котором я живу, много раз сжигали и стирали с лица земли, буквально убивали. Несколько раз он лишался жителей — одни уходили от землетрясений, других уносила эпидемия. Его пустыри превращались в кладбища, а кладбища — в скверы.
Город, в котором я живу, не просто очень старый — он древний.
Он любит шумные праздники про поесть и выпить — и не только. Книжная ярмарка и кинофестиваль здесь длятся больше, чем все праздники еды, вместе взятые. А в Ночь музеев этот город заставляет своих жителей трое суток подряд делать наконец то, что можно успеть «в любой день».
Он — слоёный пирог с непредсказуемой начинкой, он лоскутное одеяло в стиле «крэйзи пэтчворк». Раз в полвека он обновляется, вырывает страницы из собственной летописи, иногда — сжигает.
Он слышит и ценит людей, которые пересказывают истории «о времени, когда Варна была вооооот такусенькая, ещё античная, и звали её Одессос». Он бережёт людей, которые исследуют генеалогические древа и перелистывают архивы, чтобы рассказывать позавчерашние события тем, кто их не застал.
Он мальчик и девочка, живой и мёртвый, консервативный и космополитичный. У него плавный провинциальный ритм — и очень быстрая реакция.
Конечно, он состоит из зданий, дорог, площадей, мостов, скверов, парков и жителей.
Я считаю его художником; он себя — артистом.
Ключевое слово Варны — кайф. И, если смешать арабское «кеф» с португальским «содад» – проживанием утраты в момент обретения, – и турецким «хюзюн» – тоской по прошлому имперскому величию, – добавить болгарское «дано», вполне близкое русскому «авось», приправить воплями чаек и плотным ароматом печёных перцев, а пить из тяжёлого стакана июльской духоты на подложке из февральской стужи через соломинку запаха цветущих лип, сидя на вершине колючего холма в заброшенном бункере времён Второй Мировой, и смотреть на море, проживая неразделённую любовь — вот это будет коктейль «Варненский кайф».
Сложный цвет, кто бы спорил.
Изо всех видов изящных искусств предпочитавшая тяжёлый рок, здесь я оказалась в сердце галереи контемпорари-арта. Раз — и пропала. Современное искусство захватывает зрителя целиком, даже когда он этого не хочет.
Особенно когда он этого не хочет.
Пришлось по ходу дела разбираться — что это за современное искусство такое, почему иногда оно выглядит как тряпочки на ветру и связанная женщина под ними, почему оно действует как пощёчина и наркотик одновременно и где мне в этом может быть хорошо.
Колосс на прочных ногах
История изо начинается в тот момент, когда древний человек нарисовал фигуру, а другие люди опознали в ней быка.
Вроде одна из самых простых вещей на свете: мои дети так рисовать учились. А ведь это настоящее чудо — перенести объём на плоскость так, чтобы фигура осталась узнаваемой.
Помните у Магритта картину “Вероломство образов”? Абсолютно достоверно изображённый чубук с подписью “Это не трубка”.
– Но почему не трубка-то?
– А вы попробуйте её выкурить.
Или — известное кинематографическое:
– Ух ты какая девушка, я бы с ней…
– Это не девушка. Это краска на бумаге. Это плакат.
И зрителю нужно усилие, чтобы переключиться с образа на реальность, почувствовать: да, это не тёплая живая женщина, не бокал холодного пива и не ревущий мотоцикл — это краска на бумаге, это — просто изображение.
Для того, чтобы разложить трёхмерное на плоскость, прорисовать, а потом из плоского изображения собрать обратно живое существо — человеческий мозг должен был развиться определённым образом.
Так умеют только люди.
Специально обученный шимпанзе может узнать знакомое лицо на фотографии — но не примет его за целого объёмного человека. Собака и кошка могут увидеть двухмерное изображение — например, движущееся пятно лазерной указки или фигуру на экране монитора. Но для них мультяшная мышка на айпаде — не живая мышь, просто движение.
А мозг человека воспринимает символ как объект.
Да, изображение быка — не сам мууууу. Но оно стало быком для первобытного художника. Человек изобразил животное — овладел им. Нарисовал удачную охоту — ушёл на неё уверенным в собственных силах — вернулся с добычей — нарисовал счастливых довольных людей — почувствовал эйфорию — присвоил изображениям ещё больше власти.
Сейчас древняя потребность человека заклинать пространство проявляется в граффити и стритарте, но об этом мы ещё поговорим.
Дышим дальше. Искусство рисовать развивалось от наива через предельный реализм к абстракционизму и сюрреализму. Художники передавали на плоскости и в объёме — движение и ощущение. Нащупывали гармонию формы: изучали, какой эффект даёт соотношение каких пропорций. Рисовали воздух и свет материальными красками. Дарили зрителям — разное: восторг и ужас, покой и ощущение сияния. Передавали не только внешний вид вещи, но и погружали зрителя в другое состояние, пока он смотрел на картину, скульптуру или здание.
К концу 19 века мир изменился. Модернисты искали другие способы его показать.
Почему?
Потому что могли.
Художник рисует то, что вообще невозможно изобразить и делает это так, как до него никто не делал. Берёт все способы, изучает их — и создаёт новый.
Потому что ставит себе задачу за пределами возможного. А то, что можно сделать, художнику уже не интересно.
Творчество получается немного похоже на спорт. Высоту планки определяешь сам; перепрыгнул или задел — знаешь как никто. Фанатов на трибунах может вовсе не быть, или они могут не понимать, что происходит. Коллеги тоже прыгают — они могут тебя поддержать и подсказать способы, но на забеге художник один (хотя иногда случаются удачные партнёрства).
Зато зрители могут через искусство пережить такое, что и не снилось футбольным фанатам.
Спортивные болельщики на трибунах чувствуют драйв, который заставляет чаще биться их сердца. Хороший матч может вызвать бурю эмоций.
Хороший спектакль может действительно увести зрителя в другой мир. Хорошая книга может открыть читателю бездны в нём самом — чувства, которых он сам в себе не знал; мысли, которые не приходили в голову раньше. Собственные, не чьи-то чужие.
Искусство даёт возможность каждому прожить такой опыт, которого ему не положено в обычной жизни.
Художники показывают миру его же с необычной стороны.
Хорош, чертяка!
Тридэ, пять дэ, другие цифры и буквы
Сейчас искусство говорит с нами через многомерные инсталляции — временные, никогда не повторяющиеся. Это не только изображение, предметы, свет — но и звук, и запах, иногда вкус; это действие, которое увлекает зрителя или оставляет равнодушным, но всё равно его учитывает. В нём мы все становимся частью художественного высказывания. Мы вкладываем своё восхищение-возмущение-протест-восторг и всю палитру чувств — или своё ничего, – и вещь, помноженная на нас, живёт дальше как впечатление, а не как физический объект.
Современное искусство — повсюду, уйти от него — невозможно. Оно выплеснулось на улицы и говорит с нами о нас. Оно притягивает нас в настоящий момент, заставляя жить сейчас; оно помещает нас в точку между сожалениями о прошлом и мечтами о будущем.
Более «прочный» арт — стенописи, картины, скульптуры, — сейчас не столько создаёт новые контексты и смыслы, сколько заставляет взаимодействовать уже известные. Вон их сколько наросло за всю историю человечества, чего им зря простаивать — пусть разговаривают друг с другом.
Дмитрий Шагин и его картина “Митьки приносят Ивану Грозному другого сына” 
Мексиканское ретабло о чудесном спасении от гибели
Перовое, что приходит в голову — это картины митьков, художественной тусовки времён перестройки в СССР. Работы «Митьки возвращают Ван Гогу отрезанное ухо» или «Митьки отнимают у Маяковского револьвер» – это и графический примитивизм, и ассоциация с ретабло (лубочные картинки о тяжёлой ситуации, разрешившейся благодаря вмешательству извне и длинные подписи, проясняющие ситуацию); на эту тему есть множество исследований, и те, что начинаются с описания контекстов, очень интересно читать.
А без контекста – понятно не всегда.
За это современное искусство не любят: оно требует от обыкновенного человека энциклопедической подготовки; иначе не увидеть, о чём это всё вообще. Сейчас не так важно, что именно сказано, как — кто именно это сказал. Для одного и того же зрителя текст от человека силы прозвучит иначе, чем тот же текст от человека слабости.
И в тот момент, когда арт-объект вместо требования «сначала прочитай всю библиотеку и пересмотри все артхаусные фильмы» предлагает ключи к восприятию — мира, человека, его места в мире прямо сейчас, – вот тогда его любят.
И этому как нельзя лучше соответствует стритарт, граффити, уличные инсталляции и множество городских скульптур, подаренных Варне фестивалями современной скульптуры. Они и погружают в другой мир, и меняются во времени, и заставляют зрителя думать.
Хотя бы «что это такое и зачем оно здесь».
Стритарт и граффити стали логичный этапом развития изо. Они меняют реальность, придают дополнительный смысл её объектам и приглашают зрителя к диалогу.
А кроме того, уличное искусство — от граффити до танцев, — это попытка добавить жизни красок, поделиться избытком. Это о радости, о полноте бытия, о щедрости.
Можно проходить мимо. Можно не гуглить очередную странновастенькую скульптуру. Можно не вглядываться в дома на перекрёстке, можно не останавливаться, не замедляться, не вдумываться, бежать. Конечно, можно.
Можно остановиться, поприсматриваться, подышать, подумать. Подойти, прикоснуться, поощущать. Погуглить, спросить у местного, узнать что-то новое. Присвоить себе то, мимо чего можно было просто проскользнуть. Через несколько дней вернуться, повсматриваться, проникнуться атмосферой, подышать медленно.
Прийти ещё раз через время; увидеть, что один дом снесли, в парке поставили новую скульптуру, и любимый уголок изменился — но он живой. Пережить одновременно острую боль утраты и радость от настоящей, постоянно меняющейся жизни. Сонастроить свой внутренний ритм с ритмом города. Стать ещё богаче — благодаря не только искусству, но и себе-воспринимающему-жизнь.
Варна постоянно меняется — как положено современному арт-объекту. Варна весьма велика — не во все её залы мы можем заглянуть за одну прогулку, за одну книгу или за одну жизнь. Кое-что нам уже недоступно; а что-то мы увидим ещё лет через десять..
Айда смотреть уличные картины?
Виктория Георгиева а.к.а. MOUSE, стенопись 2014 года 
Дуэт ФаМоу, работа 2008
года
Дуэт SUNSHINERS, работа 2015 года
Имена и лица
Я расспрашивала их — и тех, у кого академическое художественное образование, и тех, кто вовсе никогда не учился рисовать ни в одной из классических традиций, и тех, кто создал свою собственную школу.
Я не спрашивала — «Зачем ты это делаешь»; понятно же, что это сделано для меня и из огня. Я спрашивала: «Как тебе пришло это в голову — использовать стену? Каким был первый шаг?»
Один говорил: я рисовал всю жизнь на бумаге, а потом на граффити-фестивале взял в руки спрей и понял, что это мой инструмент.
Другой говорил: я хотел изменить город, расцветить серые испачканные стены, я хотел добавить красок в жизнь каждого из тех, кто ходит по этой улице.
Третий говорил: я хотел превратить одно в другое, показать, какой мир интересный и прикольный.
Четвёртый говорил: я просто рисовал, и всё; часы академической штудии я отрабатывал на улице с друзьями-однокурсниками; мы не договаривались делать новое направление в искусстве — мы просто рисовали, потому что хотели.
Стритарт в Болгарии начался со Станислава Трифонова, the Nassimo. У него классическое академическое образование — и гигантские философские работы на стенах. Если на стене завода, на морде поезда или на фасаде школы вы видите картину, нарисованную вполне реалистично, немножечко взрывающую мозг, немножечко вскрывающую сердце и немножечко говорящую с вами о мировоззрении — с большой долей вероятности это полотно Нассимо.
Одним из первых Варну начал расписывать Алекси Иванов. У него — свой легко узнаваемый мультяшный стиль. Он часто не только рисует, но меняет объекты декорированием — например, превращает камень в унитаз или скамейку — в магнит. Алекси смотрит на городские объекты – лестницы, пандусы, люки, – и придумывает, как их можно обыграть.
И делает, что придумал.
Быстрый скетч на газосчётчике 
Портрет руководителя художественной студии 
Деталь оформления магазина 
Художественная акция “Усынови пепельницу[, не бросай окурки]” 
Детали оформления книжного магазина 
Акция “Скворечники”
Алекси начал раскрашивать Варну с 2002 года — во времена выбитых стёкол и неработающих фонарей; и постепенно город стал выглядеть иначе. Странно — да; но в целом — дружелюбно. Трансформируя объекты и детали, Алекси Иванов вкладывался в то, чтобы город менялся целиком.
К вопросу о контексте: например, в 2018 году Алекси рисует на крыше туристического инфоцентра Варны компанию морских чаек – гларусов.
Гларусы — один из символов Варны. Туристы привозят отсюда фото гларусов, записи криков гларусов, видео о том, как гларус выхватывает еду из рук у кого-то другого; а самые удачливые говорят: «Это был я, и вы бы видели эту чаечку! Я даже откусить не успел — а она на бреющем полёте пронеслась мимо, расхохоталась мне в лицо и унесла мою пиццу! Завтра снова туда пойду!»
Чаечки — любимые котики варненцев. Очень наглые, достаточно безбашенные и не то чтобы богатые интеллектом — но бесконечно очаровательные против всякой логики. Гларусы на крыше туристического инфоцентра как бы говорят: добро пожаловать в Варну, мы сделаем вам впечатление.
Почти одновременно с Алекси Ивановым начала работать Виктория Георгиева, MOUSE.
Сквозные персонажи Виктории — арбуз, зубастые человечки, рыба, девочки и жёлтая собака. Маус рисует другую вселенную — и её миры меняются вместе с ней самой. Варне повезло хранить на себе полотна разных периодов творчества Виктории — но об этом я ещё расскажу.
Арбузный человек, 2017 год 
“Трафик”, полотно 2013 года 
“Семья”, 2013 
“Фруктоза”, фрагмент оформления улицы 
Космонавт, работа 2016 года 
Виктория Георгиева
Вики и Алекси начали расписывать Варну в 2006 году — когда электроящики ещё не были полотнами для болгарских художников, а просто распределяли ток, и всё.
Электрораспределитель — штука довольно заметная и не то чтобы красивая сама по себе: прямоугольный ящик на столбе меняет вид улицы так же, как кондиционер на фасаде — общий вид дома.
Раз ящики всё равно будут — их можно обыграть.
Так в Варне появились первые персонажи дуэта ФаМоу — Алекси и Виктории.
В 2011 году столица Болгарии, София, увидела, что это хорошо, захотела себе такие же — и устроила фестиваль «Улица кутиена» (кутия = ящик). Художники со всей страны расписали столичную улицу имени царя Ивана Шишмана — так в Болгарии появился новый зал галереи современного искусства.
Софии понравилось, фестивали стали регулярными, а за столицей и другие города захотели себе картин на улицы.
Теперь в любом городе можно поохотиться на экспонаты.
продолжение: “Поднебесная галерея: на охоте и на войне”
Ольга Недорубова
специально для “Перелётного чердака”
Понравилась статья?
Поделитесь ею с друзьями.
Хотите помочь нам в работе?
Будем признательны!
