ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
«У: УПРЯМЫЕ И УПОРОТЫЕ»
* – предыдущая часть
“Ты существуешь в тихой монотонности, вне всякого гнева, «вдали от борьбы за место под солнцем» – как выразился путешественник и ботаник Вильям Бартрам. …Нет никакого смысла спешить, потому что ты вообще-то никуда не направляешься” Билл Брайсон “Прогулка по лесам”
Каждое лето в деревне было идеальным по всем параметрам.
Вот ты, свободный и независимый семилетний человек, воруешь колхозные яблоки и срываешь колючие огурцы-пупляточки. Вот встаешь в 9 утра, проспав все на свете, выпиваешь литр теплого молока, наливаешь на белую горбушку вчерашний мед с пасеки и садишься на крыльцо — ждать, когда горбушка засахарится как пряник, на нее налипнут дураки-осы, а солнце разбудит тебя окончательно. На лавочке — липкая горбушка, в руке — краснодарский чай с листьями черной смородины, за спиной — прохладные сени, а перед тобой — целое лето, когда не нужно расчесываться, смотреть на часы, спешить к мультикам, ненавидеть прописи.
Бабушкины (тяжелые и круто подсиненные) простыни рвутся с веревок, среди грядок стоит жестяная ванна с водой, которая к вечеру нагреется до горячей. Все, что сегодня нужно сделать — налить воды в умывальник и оттереть песком чугунок. А потом можно сразу рвануть к речке через лес, валяться на горячем песке без подстилки, прямо в шортах и майке, обгрызать ногти от волнения за Алису Селезневу и знать, что успеть надо только одно — прибежать домой до того, как по главной улице пойдет стадо. Соседка заведет корову в хлев и будет медленно и размеренно доить, процеживая молоко через двойную марлю из гулкого ведра. Соседок всех зовут почти одинаково: Баб_Нюр, Баб_Шур, Баб_Лен. У Баб_Лены мы покупаем молоко, у Баб_Мани — яйца. Баб_Лена велит сначала выпить залпом кружку парного молока прямо в хлеву (“так мкуснее, коровкой пахнет”), а остальное нести в литровой банке моей Баб_Оле, на утренние блинчики и кашу. Молоко выдают без крышки, идти надо осторожно, но я за все лето ни разу не проливаю ни капли, потому что мечтала о парном молоке все девять городских месяцев.
Лето идет, шорты выцветают, майки разлагаются прямо на теле, волосы полны колтунов и речного песка, ногти обгрызены, на ногах цыпки. Счастье — это вот так вот.
Потом — монтаж, склейка, тебе сорок, стучишь ноющими пятками по деревянным португальским настилам, майка пропитывается солью, солнцем, потом, волосы спутаны, расческа в Москве, шорты стремительно теряют цвет, загар ложится пятнами, сгоревшие уши облезают тоненькими полосочками. И снова не будет вечером никаких мультиков, кроме океана и дороги.
Иногда мы устаем и ложимся где попало — на камни, в траву, пыль. Иногда достаешь слипшийся горячий бутерброд, а в нем — оса. Иногда все вместе жалеем, что никто не выпускает майки со словом “НЕВЫНОСИМО” (уже есть, ссылка внизу), но чаще всего хочется татуировку “ЗАЕБАЛСЯ, НО ИДУ”. На лбу, желательно.
“В конце первого дня вы осознаете, что выглядите несколько неопрятно; на второй день чувствуете, какой вы грязный; к концу третьего дня вам уже все равно, а на четвертый вы просто забываете, каково это — быть чистым. У голода тоже есть свои определенные стадии. В первый вечер вы просто до смерти хотите съесть свою лапшу, на второй вы до смерти хотите есть, но мечтаете о чем-нибудь, кроме лапши; на третий вечер вы не хотите есть лапшу, но понимаете, что лучше все-таки поесть; на четвертый вечер у вас вообще нет аппетита, но вы едите потому, что именно это вы обычно делаете в данное время суток. Мне трудно объяснить, но это удивительно приятно” Билл Брайсон “Прогулка по лесам”
Есть хорошие книжки, которые ВСЕ ОБЪЯСНЯЮТ. Прочитал их и сразу понятно: что там с уровнем дофамина и серотонина, как ходьба влияет на креативность, почему 1000 км пешего пути могут вылечить сто разных заболеваний (или нет), и почему формула “голод, холод и движение” часто лучше любимой врачами “голод, холод и покой”.
Медицина умеет много теорий (кто понял неуклюжую шутку, тот молодец и явно немолод), но обычно она объясняет пользу перемещения ног в пространстве слишком сложно.
“Во время ходьбы время переноса ноги по воздуху всегда меньше времени, в течение которого обе ноги остаются на земле. Неудивительно, что ходьба – медленное занятие: половину времени мы просто стоим на месте” (Александра Горовиц, “Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия”)
Пока мы неделями шли по камино, и, одновременно, пока ноги большую часть времени оставались на земле, много думала про то, что только сейчас я: ничего не решаю, ничего не добиваюсь, не строю планы как лучше начать и успешней закончить, вообще ничего не пишу, кроме коротких заметок в блокнот (“ты что же это — за нами прям все-все записываешь?” — тревожно спрашивала Юка).
Все, что я делала — просто отрывала одну ногу от земли и ставила ее чуть впереди.
В принципе, почти таким же образом Раббам Саума, Юлиан Венгерский, Одорико Порденоне и Гильом де Рубук объехали полмира и написали сто тысяч страниц про свои невероятные приключения в загадочных странах. Иногда у них были корабли, лошади и верблюды, но все-таки большую часть жизни они двигались со скоростью обычного пешехода. Когда монаха-францисканца в стоптанных сандаликах спрашивали, как он провел последние 15 лет, он не говорил — ну как и все, в тревоге и попытках сделать карьеру. Он просто показывал на запыленные сандалики. А на дурацкий вопрос “где вы видите себя через 5 лет” он вообще не отвечал, потому что дописывал следующий том своих невероятных приключений.
Но нашу благостную пешеходную медитацию все время прерывал человек, которому было крайне важно обогнать всех-всех и пройти сегодня больше, чем вчера.
“Я был счастлив. Мы проходили по 25–30 км в день, а не 40, как нам обещали, тем не менее, с нашей точки зрения, это было вполне приличное расстояние” Билл Брайсон “Прогулка по лесам”
Все были счастливы, только не Женька.
Женька говорила — ну, девочки, ну почитайте комментарии в фейсбуке — там все время спрашивают чего это мы так мало идем.
Так это твой фейсбук, говорили мы, в наших нам пишут — “молодцы, что вообще пошли, гордимся вами, ого, прошли 15 км, где же вы силы берете”.
— Это потому что вам уже за сорок, — говорила Женька доброжелательно, не обращая внимания на наши вытянутые лица, — я вообще не знаю — как вы в этом возрасте еще хохочете каждый день. Как будто у вас целая жизнь впереди.
Мы, конечно, продолжали бессмысленно хохотать, но уже чуть тише, все-таки возраст.
— Да нет, я же вам это говорю не чтобы обидеть, я правда восхищаюсь, что столько лет людям, даже семьи есть и разные болезни, а все равно — идете куда-то и готовы идти с каждым днем все больше и больше.
Тут мы, наконец, понимали к чему так неизящно клонит наш молодой друг и говорили — даже не думай, никаких сорока километров, даже не надейся!
— Ты нас на слабо не возьмешь, организмы не те, — говорила я, — да ты и сама вчера после “всего 28 км” легла лицом прямо в клеенчатый матрас, и отключилась. Наверное, это от избытка сил ты даже не помылась.
— Я просто легла подумать. А так бы я еще столько же прошла и не пикнула! — гордо отвечала Женька и уходила вперед, стуча пятками, чтобы догнать всех, за кем мы плелись.
“В другой раз я следовал за тощим и поджарым старичком, которому на вид было лет семьдесят. Он тащил на себе только небольшой старомодный брезентовый рюкзачок рыжевато-коричневого цвета и передвигался необычайно шустро. Я видел его два-три раза в час, идущего впереди за 50–60 метров от меня, а затем исчезающего между деревьев. Казалось, что я преследую призрака” Билл Брайсон “Прогулка по лесам”
Упоротость — вот главное качество, которое помогает идти вперед в дни, когда ты от усталости и голода глохнешь, тупеешь и слепнешь.
Кстати, о слепоте.
Однажды утром мы нашли чьи-то очки. Что много говорит о том, в каком состоянии люди выходят на дорогу в 6 утра.
Костик предупреждал, что мы будем часто находить потерянные вещи, потому что настоящий пилигрим оставляет половину своей экипировки на пути, как хлебные крошки. И, если ты нашел ценную вещь, то бери ее и неси в Сантьяго-де-Компостеллу, потому что большинство чудесных встреч с вещами и людьми происходит именно там. Так работает магия камино и правило “приноси потеряшку в собор”, говорил Костик.
Несколько дней мы игнорировали упавшие с рюкзаков полотенца, недосохшие трусы и непарные носки (в хорошую погоду иной пилигрим выглядит сзади как горбатая сушилка для белья), мы отворачивались от забытых бутербродов и бутылок с водой, проходили мимо выпавших блокнотов и карт. У нас самих рюкзаки были по 10 кг, куда нам чужие вещи.
Но очки — это совсем другое дело. Все мы хорошо понимаем, что такое потерять линзы или разбить очки. А до Сантьяго еще 10 дней пути.
Очки были не модные, и мы решили, что это немецкие пенсионерки проснулись не в себе.
— И вот бедная бабушка сейчас идет, спотыкается, ничего не видит, а ей, может, еще 30 километров ползти, — Женька, как главный специалист по старушкам, сразу зашла с печального сторителлинга.
— Надо подходить к каждой старушке или пожилой леди с неуверенной походкой и спрашивать “дид ю лост вис гласес?” — сказала Кира и положила очки в карман поближе.
— Да мы эту слепую старушку все равно не догоним, мы же никуда не торопимся, — сказала трезвомыслящий Юкосик и сразу пожалела об этом. Потому что в Женьке проснулся азарт. Если мы не хотим просто так обгонять старушек, то мы должны сделать это ради нашей МИССИИ, говорила она. Ведь вы только представьте, как эта старушка практически ползет по пыльной дороге и тихонько молится, чтобы ее ЕДИНСТВЕННЫЕ ОЧКИ нашлись!
— Может эта старушка вообще атеистка, как мы, — не сдавалась Юка.
— Может! Но мы внезапно возникнем из ниоткуда и вернем ей очки! И она сразу уверует! Так мы принесем человеку и зрение, и веру! — Женька так сильно хотела идти подольше и упарываться побольше, что еще пару дней шантажировала нас слепыми старушками.
“Один мужчина прошел тропу в восьмидесятилетнем возрасте. Другой прошел этот путь на костылях. Слепой мужчина по имени Билл Ирвин прошел тропу с собакой-поводырем и в процессе упал по приблизительным подсчетам пять тысяч раз. Пожалуй, больше всего прославилась и получила внимание журналистов и писателей «бабуля» – Эмма Гейтвуд, дважды покорившая тропу, уже когда ей было прилично за шестьдесят. И это, несмотря на свою эксцентричность, плохую экипировку, некую неразумность (серьезную неразумность, если быть откровенным, но не хочу показаться недоброжелательным) и опасность для самой себя (она постоянно сбивалась с пути)” Билл Брайсон “Прогулка по лесам”
И мы правда понесли эти очки через всю Галисию. И по дороге даже спрашивали некоторых пилигримов — “дид ю лост вис гласес?”. Но никто не видел слепых старушек до самого Сантьяго. Там мы, наконец, оставили очки в соборе, как и собирались. А взамен я потеряла около собора свою Малышку Мю. Даже не знаю, что это может означать на самом деле, но хочется думать, что просто ей понравилось бродить по камино, и она решила смотреть мир дальше. Других объяснений у меня нет.
“На самом деле чем больше читаешь о полных путешествиях, тем сильнее не перестаешь удивляться. Взять, к примеру, слепого Билла Ирвина. После похода он сказал: «Мне никогда не доставляло удовольствия все, что касалось пешего путешествия. Я просто был вынужден это делать. Это не мой личный выбор». Или Дэвид Хортон, «супербегун», который установил рекорд скорости в 1991 году. Хортон, согласно его словам, был «умственно и эмоционально раздавлен», а большую часть пути в Мэне он провел, безудержно плача. Зачем же ты это делал тогда, дурачина?” Билл Брайсон “Прогулка по лесам”
Сам ты дурачина, Билл. Чтобы упороться, понятное дело.
ПОЛЕЗНАЯ ССЫЛКА
- а она сегодня только одна, зато одним словом — про все сразу: про упороться, боль, страдания и самое любимое издание
Ксения Духова,
первоначально опубликовано на сайте автора,
Хотите нас поддержать?
Спасибо!
Следите за публикациями «Чердака» в Telegram
